Дома ходят, проседают и наклоняются
Власти Республики Коми приняли в 2025 году пятилетнюю программу сноса аварийного жилья. Планы у чиновников скромные: в Сыктывкаре планируется расселить лишь 47 домов — это 5% из 790 аварийных бараков в городе. В них живут поколениями, каждое из которых верит, что текущие власти выделят им новую квартиру. «Ветер» поговорил с жильцами «деревяшек» о том, в каких условиях они находятся и сколько еще готовы ждать расселения.
Двухэтажные бараки — визитная карточка Сыктывкара. Они строились c 1917 по 1980-е годы из самого доступного для таежного города сырья — дерева, но за несколько десятилетий превратились в трущобы. Всего в городе 1300 деревянных домов, из которых больше половины — аварийные.
Ежегодно город сносит лишь 10–20 бараков, каждый раз обещая очередникам, что на следующий год им выделят новую квартиру. Среди них — бывший милиционер, оперная певица, бухгалтер и пенсионерка, которые рассказали «Ветру», как оказались в ветхих домах и почему продолжают в них жить.
В июне 2023 года на окраине Сыктывкара, в двухэтажном аварийном бараке на улице Быковского, 6, произошел пожар. Выгорел целый подъезд на восемь квартир, никто из жителей тогда не пострадал.
— Страшно было, ой как мы плакали все! Что пережили! Пол сгорел, двери сгорели. Хорошо мы кое-какую мебель смогли взять: диван старый, холодильник и электроплиту. А остальное [пропало]: шифоньер обуглился, в прихожке всё сгорело, одежда и обувь у детей, — рассказывает «Ветру» одна из погорелиц, 69-летняя Мария Смирнова.
Соседи называют ее баба Маша. У нее голубые глаза и короткая стрижка под мальчика.
— Пожар начался с чего. У нас соседка тетя Алла, у нее внук больной, с психушки не вылазил. Он вырос, пил, курил, воровал, сколько раз сидел. То в больнице, то в тюрьме. Потом бабушка его умерла. Он вернулся с тюрьмы и гулял с друзьями. Видимо, оставили на ночь сигареты. Нас после пожара допрашивали, вызывали. Я сразу написала, что на суд не приду. Что с него требовать? Он парень больной, с головой не дружит, — продолжает она.
Этот дом построили в 1961 году — вместе с целым кварталом таких же «деревяшек». Местные говорят, что селили туда «химиков» — так в Советском Союзе называли осужденных по легким статьям. Позже в районе началась масштабная стройка целлюлозно-бумажного комбината, бывших заключенных сменили рабочие.
Последствия пожара в доме на улице Быковского. Фото: Мария Смирнова
Мария с мужем и тремя детьми поселились здесь в начале 90-х. Ее супругу, работавшему в домостроительном комбинате, выделили квартиру от конторы. Смирновы тут же встали в очередь на улучшение жилищных условий как многодетная семья.
— Я насчет этого дома всё писала, чтобы хотя бы ремонт сделали. У нас полы все провалились. В туалете пол упал вместе с унитазом. Крысы да мыши бегали. Рамы начали выпадать — холодно стало, дети болели, — вспоминает Мария. — Я пенсионерка, работаю, в Коми родилась, здесь живу. И мы в таких условиях. Ладно, черт с ним, деревянный, мы уже успокоились — ничего, можно жить. Но в таких условиях? Хотя бы сделали ремонт какой-то. Слава богу, полы отремонтировали, администрация окна поменяла на пластиковые.
После того как в 1995 году мужа Марии убили в драке, семья вылетела из очереди.
— У меня была другая очередь: я в садике отработала 12 лет. Но так ничего не получила. Как была шестьдесят третья, так и ушла шестьдесят третья, — вспоминает Мария.
На Быковского кипит жизнь: играют дети, во дворах сушится белье, на стенах домов установлены спутниковые тарелки. На дверях подъездов объявления о списании долгов.
В сгоревшей «деревяшке» прописаны трое взрослых сыновей Марии — Дима, Виталик и Леша. Женщина надеялась улучшить жилищные условия всех четверых членов семьи, сама ходила в суд, чтобы дом поставили в очередь на расселение. Она добилась своего: в 2018 году дом включили в список аварийных.
— Обещали, снесут в 2024 году. Потом — в 2025-м, а теперь — уже к 2030-му, что-то я уже слышала. Я просила: вы отремонтируйте мою квартиру, мы вернемся туда. Воронин (Сергей Воронин, глава Эжвинского района Сыктывкара. — Прим. авт.) сказал, что дом восстановлению не подлежит. Если тронуть, то надо весь его выселять и разбирать. Как жить дальше, не знаю, только обещают, обещают… — говорит она.
Из-за погоревших стропил в доме на Быковского появилась угроза обрушения крыши, но на сроки расселения это никак не повлияло. Пенсионерке выделили комнату в маневренном фонде: это общежитие в панельной пятиэтажке недалеко от бумажного комбината. Вместе с матерью в комнату переехал средний сын — 40-летний Виталик.
Виталик разведен, работает слесарем в «Жилкомхозе» за 36 тысяч рублей в месяц, часть из них отправляет на алименты. Он не стал дожидаться, пока власти расселят дом его детства, и в сентябре подписал контракт на участие в войне в Украине — на положенные выплаты он надеется закрыть долги и купить свое жилье.
— Младшему недавно дали комнатку в общежитии, старший снимает где-то в городе, а среднему так ничего и не дали. Болтается, недавно уехал на СВО. А что делать? Ни квартиры, ничего, кредиты взял — не может выплатить. «Ну, мам, что, я устал от всего. Надоело уже ходить, просить, уговаривать». Сколько на приемы с ним ходили, он там ругался. Из-за этого ушел на СВО. Я вся расстраиваюсь, реву ночами. Там же война!
Белье сушится во дворе одного из деревянных домов. Фото: Юлия Куликова / «Ветер»
Виталик не единственный военный из ветхого квартала на Быковского. В октябре 2024 года участник «специальной военной операции» из дома № 12 обратился в районную прокуратуру с жалобой, что его дом представляет угрозу для жизни квартирантов. Прокуратура тогда обязала администрацию ускорить расселение дома. Исполнили ли власти это решение, ведомство пока не сообщало.
Деревянный двухэтажный дом № 91 по улице Пушкина находится в микрорайоне, который называют Больничный городок — по расположению здесь региональных медучреждений. Вдоль шоссе тянутся разноцветные деревянные бараки, зимой они покрываются снегом и длинными сосульками, которые, словно решетки, закрывают окна вторых этажей.
Этот барак построили 70 лет назад и признали аварийным в 2018 году. Из восьми квартир здесь заселены только три, остальные семьи разъехались из-за невыносимых условий: с крыши в квартиры капает вода, пол прогнил и покрылся плесенью, из-за усадки дома в окнах появились щели. В квартирах есть туалет и кухня, вода только холодная. Вместо ванной — тазики и право на бесплатное посещение городской бани.
Валерий Афонин переехал в Сыктывкар с Сахалина в 1974 году — к жене, которой от родителей досталась квартира в деревянном доме на Пушкина. Валерий работал в таксопарке. Этому не мешала инвалидность детства — укороченная нога. Его супруга работала учительницей. Когда у пары появился сын, они встали в очередь на улучшение жилищных условий, но за 30 лет так ничего и не дождались: в 2020 году супруга Валерия умерла от ковида, в сентябре 2025 года скончался он сам.
— И я писала обращения, и они писали.
Там целый чемодан бумаг был. Я ходила на прием к этому губернатору. Он мне ответил: «А что вы хотите, все ждут, и вы ждите».
Там бардак. Всё это бесполезно, — рассказывает москвичка Ирина Томасяк, сестра Валерия. — Я говорю брату: идите, хлопочите. Никуда они не ходили, надо всё по правилам, надо всё по закону. Они у меня как бывшие коммунисты. Ходили только на зеленый свет. Не понимали они, что такое взятку дать или пойти подарок какой-то сделать. «Нет, нельзя, все люди стоят, и мы будем стоять».
В 2022 году Ирина обратилась в сыктывкарскую газету «Pro Город» с жалобой, что ее брата-инвалида не переселяют из аварийного дома.
— Когда я пригласила журналистку, она говорит: «У нас весь Сыктывкар в бараках». Ну барак бараку рознь, а эти вообще помойка! Я хотела к Малахову на передачу — брат говорит, не надо. Такие вот они были, понимаешь? — продолжает Ирина. — Я говорю, давай я всё здесь переломаю и поставлю душ. Он: не надо, нас скоро снесут. Деньги не трать.
Деревянные дома в Сыктывкаре. Фото: Юлия Куликова / «Ветер»
После смерти родителей в бараке на Пушкина остался жить сын Валерия, 38-летний Олег. Ирина говорит, что парень пока не работает, потому что после смерти отца у него случился нервный срыв. Она надеется, что к Новому году его состояние улучшится. Переезжать Олег не планирует.
— Он остался там же, а куда ему идти? На улицу? — задается вопросом Ирина.
Бухгалтер республиканской детской больницы Вера Калинина живет в десяти минутах отсюда — на Маркова, 7. В 2004 году она переехала из общежития в восьмиквартирный деревянный дом. Нужно было срочно улучшить жилищные условия перед рождением второго ребенка. Женщина купила квартиру, на которую хватало средств: двушка обошлась в 380 тысяч рублей. В 2020 году дом признали аварийным.
— Когда я покупала эту квартиру, тут уже было ужасно, потому что люди жили пьющие. Мы сами сделали ремонт. Не будем же так жить. Потом полы сгнили: тут печка была, она провалилась. Мы сами проводили газ. Я думала, что тут будут делать ремонт, как-то поддерживать, — за что мы платили ЖКХ? — а тут никто ничего не поддерживает, дом валится. Одна квартира горела, — рассказывает Вера.
В администрации сообщили, что ее дом расселят до 2025 года, но в этом году этот срок продлили еще на пять лет. Вера обратилась в прокуратуру.
— Прокуратура признала, что продление сроков незаконно, но это пока ни на что не повлияло, — говорит она.
Вариантов переехать из деревянного дома, кроме расселения, она для себя не видит. Зарплаты бюджетницы едва хватит, чтобы покрыть ежемесячный платеж по ипотеке.
— Там неподъемные деньги. Мне, во-первых, на что-то жить надо, потом двое детей, как я буду тянуть ипотеку — нет, куда! Я не бизнесмен. Это никуда не годится, — возмущается она.
Трехкомнатная квартира в двухэтажном деревянном доме на Октябрьском проспекте, 63, досталась Роману Кулику в подарок от родителей. Это студенческий район — рядом два университета, магазины, кофейни и театр. В августе 2021 года дом признали аварийным.
— Была комиссия: написали, что в любой момент может упасть перекрытие на голову. Так и случилось. Я в один момент пришел, смотрю, потолок на полу лежит, — рассказывает Роман.
Упавший потолок в квартире Романа. Фото: Роман Кулик
Мужчина не стал ждать расселения и подал в суд на администрацию с требованием выкупить его жилье — такая опция есть у владельцев аварийных домов. Суд встал на сторону Романа, обязав чиновников выплатить ему 5,6 млн рублей. Власти ответили, что в бюджете города денег нет.
— Я отнес исполнительный лист судьи в администрацию, вот уже ноябрь, денег нет и не предвидится. «У нас нет денег, и всё. Бюджет дефицитный». Я обращался в прокуратуру Сыктывкара, республики, в Генпрокуратуру. В администрацию президента, Общественную палату. Они всё спускают сюда, и каждый раз мне приходит тот же ответ. Даже прокурор сказал, что бюджет дефицитный, хотя ему какое дело? — задается вопросом Роман.
«Дефицит бюджета на 2025 год прогнозируется в объеме 0,7 млрд рублей», — следует из письма городской администрации.
Как рассказала «Ветру» сыктывкарская правозащитница Валентина Аралина, город перестал выплачивать компенсации в 2025 году: сегодня в администрации находится более чем 400 дел жильцов аварийных домов, которые выиграли суды, но получить средства не могут из-за дефицита бюджета.
Роман считает, что деньги найти можно, например, сэкономив на новогодних гирляндах — их власти города планируют взять в лизинг за 167 млн рублей.
— Меня удивляет, они гирлянду берут в кредит. Почему не взять кредит тогда на исполнение решений суда? Плюс они поднимали летом оплату труда мэру, меня это тоже тогда возмутило. Они мне заплатить не могут, а зарплату мэру поднимают, — негодует Роман.
Оперная певица Ирина живет вместе с сыном в Нагорном проезде: шесть деревянных домов упираются тут в серые панельные пятиэтажки.
— У нас такие заросли борщевика здесь: вызываешь такси, они не подъезжают, потому что думают, что дом нежилой, — описывает Ирина.
Она переехала в этот дом подростком вместе с родителями в начале 2000-х. В 2019 году дом признали аварийным.
— Мы на втором этаже живем. У нас начала течь крыша в 2010 году. Но управляющие компании менялись очень часто, каждые два-три года. Мы писали, никто не приходил, ничего не делал. Своими силами нанимали работников, латали крышу, покупали шифер за свой счет, — рассказывает Ирина.
— Дом ходит, он уже наклонился, идет угроза обрушения. У меня между чердаком и комнатой дыра. А внизу у соседей пол сдутый из-за влажности.
В ее доме восемь квартир, заселены только три. В 2020 году администрация предложила собственникам самостоятельно снести дом: в теории владельцы квартир могут объединиться и построить себе новое жилье на месте барака. Жильцы отказались, сославшись на то, что денег у них на это нет. Стали ждать расселения.
Деревянный дом в Коми. Фото: Юлия Куликова / «Ветер»
— Каждый раз они нам говорили, что в следующем году [расселят дом]. Вы на очереди. Последний срок был 2025 год — и тишина. Есть временный фонд в Затоне (поселок Краснозатонский в 13 км от Сыктывкара. — Прим. авт.) — это комната в общежитии. У нас сосед уехал туда. Вот он живет уже года три там. Мы отказались от этого фонда, — говорит Ирина. — Возможности взять ипотеку у меня лично нет. Нет возможности никуда уехать: у меня нет бабушек-дедушек, которые мне оставили какое-то еще жилье. Поэтому я здесь — в надежде, что всё-таки меня снесут и предоставят какое-то жилье либо выплатят денежную компенсацию, чтобы я могла хоть что-то купить на эти деньги.
Бывший милиционер Михаил (имя изменено по просьбе героя) получил квартиру от МВД в деревянном доме на Октябрьском проспекте в конце 80-х.
— Раньше же квартиры выдавали. Закончил ты училище, приехал по распределению — на тебе общежитие, женился — нате вам квартиру. Ребенок родился — двушечку. Десять лет отработал — получаешь ордер на свою квартиру, — объясняет Михаил схему распределения жилья в Советском Союзе.
Его дом признали аварийным в 2019 году. Каждый год этот дом оседает всё больше, пройти в подъезд становится сложнее — нужно пригибаться.
— Сейчас уже вход в дом подкапывают, чтобы можно было зайти, — описывает Михаил.
Его семья тоже обратилась в суд, чтобы власти города выкупили эту квартиру. Дело выиграли, но чиновники пока не предложили им конкретную сумму выкупа.
— У администрации ответ один: денег нет. Куда девают, неизвестно. Наверное, на яхты и намывные острова, — говорит Михаил. — Предлагают подменное жилье, а это такой же барак, только еще километров в пятнадцати от города, типа Затона.
Он шутит, что максимум, какого переселения можно дождаться от государства, — из маневренного фонда на кладбище.
— Власти хотят, чтобы мы все сдохли на передовой, и выдать яму три на два метра бесплатно. Хороша забота! Каждый день сообщения, что два-три человека в день привозят 200-х (погибших на войне. — Прим. авт.) по республике, а сколько еще не озвучено и сколько инвалидов, — добавил он.
Юлия Куликова
{{subtitle}}
{{/subtitle}}